Он произнес это с таким надрывом, что не ответить было бы свинством.
– Не любишь китайцев? – проронил Андрей.
– Теперь они мне как братья! Да мы и есть братья – против этих… яйценесущих, п-пёс знает, куда кладущих, перепончатых, б-бля, жопокрылых!
– Да вроде нет. Ни яиц, ни крыльев.
– Это снаружи, снаружи! – громко прошептал бармен. – А внутри сопли у них. Сопли вместо души. Они как жабы, понимаешь? Одни рефлексы.
Андрей опрокинул в себя рюмку и меланхолично зажевал маслиной. Бармен, не спрашивая, налил снова.
– У меня друг детства врач, – продолжал он с напором. – В морге работает… ну врач, в общем. Так вот, дружок объяснил популярно: ниже температура тела – значит, все ниже, все прохладней. Любой эстонский тормоз по сравнению с гадами просто мачо, понимаешь?
Андрей скупо усмехнулся.
– Политкорректность не входит в твои обязанности, да?
– А я никому ничего не обязан. С завтрашнего дня.
– Выгнали?
– Сам, сам. Муторно стало. Тошно мне, понимаешь?
– Это – понимаю.
– Поеду к бабке. Бабка старая у меня, но еще живая. О-го-го, какая живая. В Воронеже бабка. Вот туда и поеду. Уже билет есть. – Бармен стукнул по стойке второй рюмкой, и нацедив себе чего-то маслянистого, решительно проглотил. – Вот так вот. Завтра поеду.
Бар пустовал. В соседней стекляшке фастфуда несколько пассажиров азартно кусали гамбургеры, а сюда, к высоким табуретам и крепким коктейлям, не заходил никто. Андрей прилетел в семь ноль-ноль и до восьми оставался единственным посетителем.
Рейс приняли в «Шереметьеве-4» – пять лет назад этого аэропорта не было и в помине. На подлете Андрей вглядывался в иллюминатор, но тучи лежали плотно, а когда самолет вынырнул снизу, вокруг был только лес.
Андрей ступил на бегущую дорожку с бесконечно повторяющимся «Welcome!» и через пару минут уже стоял в центральном зале: ни таможни, ни паспортного контроля – кругом автоматические, готовые распахнуться двери.
Заветная мечта туриста исполнилась: он перестал быть туристом.
Андрей был дома, в родном городе родной… когда-то – страны, а теперь – административной макроединицы общего государства. Он торчал посреди зала, как нищий в супермаркете, и не мог сдвинуться с места. Он не знал, куда ему идти – в родном городе родной… единицы.
Стив, напутствуя, велел вживаться и привыкать, как будто Андрей летел за границу. Нет, он летел домой. Но попал… да, в другую страну.
Указатели на шести языках звали во все стороны – влево, вправо, вперед и к эскалатору под землю. Андрей пошел по диагонали, к мигающей неоновой рюмке.
Прежде всего он хотел отделаться от мысли, которая давно не давала ему покоя. Герои прошлых войн терпели пытки неделями, сходили с ума от мучений, но – терпели. Они умирали героями. Потом их лица появлялись на мраморе, и не только. Купив билет в Сиднее, Андрей некстати вспомнил одну подмосковную церковь. Он никогда в ней не был, он видел ее по Инфо еще тогда, до тюрьмы. Обычная церквушка, маленькая и бедная, с обычными ликами – мудрыми, строгими, далекими, как египетские пирамиды. И вдруг…
Зачем же он это вспомнил-то? Не раньше, не позже, а именно в тот момент, когда купил билет до Москвы. Теперь, согласившись сотрудничать с гадами, – взял да и вспомнил.
…там было еще одно лицо. В ряду местных святых оказался молодой парень: лет двадцать, не больше, камуфляжная куртка, камуфляжная кепи и – сияющий нимб. Лик писали с фотографии, потому что после пяти дней плена лица у него уже не осталось. Зато оно осталось в храме – чистое и спокойное лицо парнишки, сумевшего не предать. Та война, как и все войны, ушла в прошлое, но это прошлое было еще близко, и погибший солдат, сложись у него как-то иначе, сейчас мог бы жить – обычным старичком, без нимба, но с тем же светом в душе.
Вот об этом Андрей и думал, сидя в бизнес-классе «Ила-980». Ему-то понадобились даже не сутки, всего двенадцать часов. Двенадцать часов – Андрей посчитал – от первой встречи со Стивом до взлета с палубы «Адмирала Мельника». Его не мучили. Его купили, как бродячего пса. Купили дешево.
– Еще бутерброд? – раздалось из-за стойки.
Андрей дожевал и с трудом проглотил.
– Давай.
Бармен выставил новую тарелку.
– А ты издалека, – произнес он.
– С Дальнего Востока.
– Я и говорю – издалека. Какой-то ты отсутствующий. Вроде наш, а вроде и нет. Много путешествовал?
– Скорее, наоборот.
– Это как?
– Я был… в коме.
– Ну! Долго лежал-то?
Андрей посмотрел ему в глаза и молча кивнул.
– Значит, откачали все-таки? – спросил мужчина.
– Не уверен.
Бармен, пропустив это мимо ушей, снова налил.
– Мне хватит, – сказал Андрей.
– Не пыхти, я угощаю. С днем рождения! Эй… ты чего, братишка? Тебе плохо?
Андрей залпом выпил и, припечатав к стойке банкноту, торопливо покинул бар. Ему было не плохо. Почти хорошо. Как минимум, нормально. Он всего лишь улыбнулся – новыми мышцами нового лица. Вернее, собирался улыбнуться, а получилась гримаса боли – Андрей успел себя увидеть в зеркальной витрине.
Ничего, научится. Скоро, не скоро – научится. Зато он догадался – мгновенно, едва заметил свое отражение между горлышек, – зачем он нужен гадам и почему они при всем своем могуществе набирают на службу аборигенов.
Гады не научатся улыбаться никогда. Возможно, они способны радоваться – где-то глубоко внутри. А возможно, не умеют даже и этого.
«Ниже температура тела – все ниже, все прохладней». Это бармен сказал. Правильно, правильно. Андрей вспомнил, как с ним разговаривал Стив, как вела себя Ксена. Без эмоций. Без чувств. Невозмутимые, как черепахи. Прибыли в количестве двадцати душ… Нет, в душах у них сопли – так сказал бармен, и Андрей не желал с этим спорить. Значит, в количестве двадцати туш. Прибыли. И прибрали к рукам все, что можно. Без жертв со своей стороны. Вероятно, без всякого риска.